Орочимару давно, едва лишь увидел его, понял что у наследника клана Ючиа был Магический Шаренган - запретная стадия фамильного дара их клана, а это значило что когда не останется иного выхода наследник выложит и этот козырь, красный от крови - настоящей, иллюзорной, своей, чужой... - и черный от пламени, как осадок давно выжегшего все вокруг себя пожара.
Рано или поздно это должно было случиться, но даже ожидая удара не всегда можно было его отразить. Козырь упал на стол пустой обгоревшей все в том же пламени картой без масти.
Глаза наследника клана Ючиа преобразились, три неравных зрачка слились в один похожий на звезду... или на лопасти бритвенно-острых лезвий перемалывающие реальность в холодный прилипающий к коже прах фантасмагории. Это была смерть, или что-то неуловимо похожее на смерть, вошедшее в мозг как сверлами через глазницы так, что от боли даже невозможно было закричать... или это только показалось... или...
*Нет! Ненавижу Ючиа и их проклятый Шаренган! Сопротивляйся, ну же! Ты должен...* - издалека как будто сквозь давящую толщу крови океаном хлынувшей в мысли, прошипел Хачиби за одну еще оставшуюся секунду которую никто не мог у него отнять... но по правде говоря все что осталось от прежнего мира это только та самая секунда, поделенная на красные секторы, разорванная в клочья черными лезвиями звезд заменяющими зрачки наследника Ючиа, режущая как острия кинжалов изнутри так как будто этими кинжалами заменили все кости...
*Хачиби?* - Орочимару почти видел Хачиби, там куда пока не могли проникнуть даже те глубокие трещины протянувшиеся по сознанию как паутина из вырванных жил. На нем тоже была кровь. Как мифический дракон поверженный рыцарем, не знавшим даже точно зачем ему это было нужно, Хачиби был кольями копий прибит к стенам сознания, его сломанные крылья распластались по камням, словно у бабочки в мертвой но не до конца засушенной коллекции - слишком много было яда сочащегося из разорванной пасти дракона...
*Ты должен... защитить...Его...* - это не могли быть слова Хачиби... или могли? Хриплый почти незнакомый голос словно исходил не от Восьмихвостого а от смерти витавшей вокруг слабым излучением фосфора, и Орочимару даже не сразу смог заметить что Хачиби действительно не шевелился, даже там на самой глубине мыслей, где медленно терпким багровым пятном растекалась пустота... часть иллюзии? Последняя капля реальности? В любом случае это была красная капля...
*Ты говоришь о Саске?! Хачиби? Где ты?!*
Так можно было обращаться к пустоте полуразрушенных стен покрытых копотью и засохшими пятнами то ли ржавчины, то ли смерти. Последний крик смертника на пыточном столе пробившийся сквозь разорванные легкие и как птица о стекло ударившийся о шипованный потолок, который однажды как небо опустится вниз, оставив лишь пустоту - состояние любой вещи когда она теряет смысл.
Возможно, Хачиби и говорил что-то еще, но его голос был уже не слышен как будто сознание заполнила боль погребая все что осталось от сущности Восьмихвостого под своими алыми плитами надгробий. А может быть Хачиби молчал. Драконы тоже умеют чувствовать боль от которой нет сил даже на крик.
Когда останавливается маятник времени его острая кромка становится похожей на лезвие гильотины способное в любой момент оборваться вниз из-за прогнившей насквозь веревки. Орочимару уже не только не осознавал где Хачиби, но и едва ли понимал где находится он сам.
Небо стало красным как будто вспоротое мечом солнце расползлось густым пятном от края и до края горизонта... затем серым, так что он понял что это не небо а стены и они никогда не были красными, просто наверное сначала он видел свою кровь на внутренней стороне век...
Архивы. Этот зал был болезненно знакомым, несмотря на то что через сквозные трещины в паркете пробивался яркий свет оставляющий на сером потолке косые росчерки как будто архивы находились над самой преисподней от которой веяло нестерпимым жаром обвивавшим цепями ноги и вспарывавшем кожу до костей.
В безветрии неподвижного почти не существующего воздуха неизвестным образом перелистывались страницы старых рукописей как будто под тонкими ледяными пальцами неприкаянных призраков, невзначай замирая давая рассмотреть пятна крови на неразборчивом тексте напоминающим своими колючими вензелями скачки кардиограммы.
Опавшие лепестки страниц начинали медленно тлеть как прошлогодняя листва которую сжигают вместе с ушедшей зимой чтобы никогда больше не вспомнить себя в жизненной метели. А вспоминать было надо, потому что каждый был всего лишь его собственным прошлым в которое медленно уходило настоящее растекаясь кровавой лавой по стенам архивов и поджигая фитили искрящих свечей будущего. Пепел кружился вокруг эпитафиями на невнятном и настолько чуждом что было даже невозможно смотреть на эти иероглифы языке.
Но не это имело значение, совсем не это, потому что он увидел...
*Нет! Только не...*
Цунаде... Джирайя... пятна крови на потрескавшихся зеркалах, трещины и разводы на стенах которые складывались в безмолвно кричащее лицо прошлого заключенного навеки среди этого серого пространства на фоне которого красные пятна представлялись почти нереальными...
Эти неуместные в архивах зеркала заменяли разбитые окна с теми же трещинами разделявшими вечность напополам и сулившими всему миру годы неудач которые уже начались, а за зеркалами что было видно в пробитые черные дыры не было ничего, только пустота уходившая вдаль чтобы никогда не достичь горизонта.
Эти стекла смещались наощупь как слепые отражая жизнь, смерть, кровь и друг друга, искали стыки вновь соединяясь в простую стену под шипованным потолком, из них выступали полки книг с одинаковым как будто тоже отраженным текстом и небольшая трибуна в центре залы с томом пророчеств которые были настолько очевидны что потеряли свое когда-то незыблемое право называться пророчествами.
Цунаде неподвижно сидела прислонившись к одному из таких зеркал, ее длинные, от крови уже скорее медные чем золотистые, волосы развевал несуществующий ветер и там, где кончики прядей касались ее тонкой шеи оставались алые точки. В какую-то секунду как будто срезанная прядь пеплом упала на ее плечо, словно желтая тонкая змейка, чей укус несет мгновенную смерть, скользнула на паркет и уползла за книжные полки архивов. По щеке Цунаде стекла капля крови, оставленная холодной живой прядью и спорхнула бабочкой с губ, красных, как раненые розы.
Белоснежные волосы Джирайи, сейчас казавшиеся седыми почти полностью скрывали его лицо, и последние следы жизни, но были видны раны на щеках от глаз - вдоль красных полосок теперь больше похожих на кровотоки, капли с которых мерно, как вода в клепсидре отсчитывает время, падали на паркет. А время уже вышло, просто алые слезы, скапливающиеся на длинных ресницах, еще не знали об этом. На миг все тот же неощутимый порыв ветра откинул волосы с лица Джирайи, отражение в зрачках его широко раскрытых глаз было перевернутым.
Они были мертвы. Это не требовало доказательств или попытки отыскать наощупь слабый пульс в разорванных венах, но все равно разум отказывался верить в правдивость этого слова, короткого как удар ножом в сердце быстрый и почти без замаха.
Он не мог шевельнутся, не мог применить магию, не мог ничего сделать. Все что ему оставалось это смотреть, как багряная густая кровь стекает вниз по коже и через одежду и струится по неровному каменному паркету, который начинал плавиться, словно их кровь была раскаленной лавой, мертвые лица исказились болью и все рассыпалось бесполезным прахом, упавшим в звездную бездну, осело на землю неразделимо смешавшись с серым пеплом, расползлось десятками змей, расплеснулось кровью по паркету и стенам растекаясь все сильнее, делая серое красным, а черное багровым, а капли попали на лицо обжигая как будто кислотой. Голос Хачиби остался озоном в воздухе, но даже это было лишь эхом с неразборчивыми словами.
А затем почти против воли переведя взгляд чуть вправо он увидел Саске, хотя был готов поклясться что секунду назад его не было здесь, но сейчас он был...
Саске, такой хрупкий и беззащитный сейчас, похожий на разбитую фарфоровую статуэтку бледностью кожи и нежно-тонкими чертами лица. Глаза Саске были закрыты, отбрасывая на щеки тени от длинных ресниц, рубашка порвана в клочья открывая смертельную рану наискосок через грудь, слабое прерывистое дыхание красным бисером проступало на губах, но это была уже агония... Саске умирал, и великий кошачий саннин впервые почувствовал такое отчаяние и беспомощность...и убийственную пустоту в сердце, как будто у него самого точно такой же симметричной раной была порвана но душа, а не тело.
*Саске!!!*
Хотелось закрыть глаза, но он знал что это не поможет, что он все равно будет видеть это как будто поверхностью кожи, как будто сердцем, вырванным заживо и поэтому еще не разучившимся биться. Чей-то крик, возможно Восьмихвостого, ударил по вискам так что показалось сейчас разорвутся кровеносные сосуды пульсировавшие болью, которая была реальной до последнего вдоха. Он сам едва не закричал, но видимо не хватило воздуха...
Орочимару упал рядом с Саске на колени, сжав рукой его пальцы словно нелепо надеялась одним прикосновением вернуть его к жизни, и коснулся запястья его похолодевшей руки как будто еще надеясь найти пульс, но при этом зная что не найдет...
*Саске! Ты не можешь умереть... я не позволю ему убить тебя... Никогда!*
Резкая боль обожгла ладонь саннина все еще сжимавшую руку Саске, кожа плавилась как воск перетекая в лезвия вонзавшиеся под ногти и перетекая пламенем на пальцы, растворяя их кровью, падающей на паркет как на страницы древних рукописей.
Опоздав всего лишь на несколько секунд пришла боль алым потоком прокатившаяся по коже как будто на ней зажглось пламя разрушавшее преграды между прошлым и настоящим так же как между двумя половинками одной тьмы.
Огонь раскаленный добела прокатился по телу, кости тихо хрустнули ломаясь и меняя форму, бледная кожа лопалась кровавыми волдырями и сползала с плеч открывая красную чешую похожую на чешую Хачиби, клыки с хрустом удлинившись стали клеткой для слов и даже для предсмертного хрипа, когда смерть все же несмотря на слишком реальную для иллюзии боль не спешила прийти.
Это был один миг похожий на вечность, как пауза на которую должно замирать небо перед ливнем крови и этот ливень выплеснулся из пор его бледной кожи разорвавшейся изнутри крыльями распахнувшимися за спиной как алый плащ.
Мысли пронеслись по залу, отразились в зеркалах, запутались в перилах лестниц, растрепали корешки книг выжигая на них огненные буквы. Это все еще была иллюзия... все еще проклятый Магический Шаренган.
Понимание этого ударило по вискам вонзаясь в остатки разума проржавевшими насквозь лезвиями реальности. Наследнику клана Ючиа даже не нужно было придумывать все те картины, звездные лезвия в глазах сами вскрывали самые потаенные глубины сознания, как незажившие загнивающие раны... это было похоже на холодное прикосновения металла пыточных инструментов сжимающих кости.
*Я должен... разрушить... его иллюзию...*
Даже подумать об этом было не просто, собирая сквозь боль то что осталось от сознания, что уж говорить о том чтобы что-то сделать. Проклятый Шаренган... мысли были располосованы и кровоточили, подмененные черным маревом боли... Пустота, пространство где нет ничего лишнего, единственное что остается пожара от пролетевшего над землей сброшенной кровавой фатой смерти. Огонь дохнул в лицо испепеляющей ненавистью, такой болезненно знакомой, что ожоги проникли гораздо глубже кожи до самого сердца и в душу насквозь. Этой ненависти было более чем достаточно, она обволакивала кожу, концентрировалась подобно чакре. Окружающий иллюзорный мир наполнился лавой как хрустальный кубок молоком с кровью.
Запретное, пурпурное, покрытое черными разводами пламя сумерек кружилось в черных лезвиях звезд. Так должно быть на мир падала тьма худшая чем война только одной вещью - пустотой которая остается на руинах пожрав не только творения заключавшие в себе красоту и жизнь, но и саму красоту и жизнь, приравняв Свет и Мрак в запоздалом выполнении мечты о единстве с которой бы следовало быть осторожней. И смерть расправила свои крылья в образовавшейся пустоте чтобы забрать все что может виновных и невинных, тех кто заслужил и тех кому еще было не за что мстить. Смерти дали волю и она тоже сорвала оковы кружившие стаей воронов выклевывающих глаза мертвым.
*Это не правда! Единственный кто умрет, это ты, Итачи!* - кошачьи глаза вспыхнули огнем преисподней, яркими испепеляющими солнцами в пространстве призрачного света, как много тысячелетий спавший и внезапно пробудившийся вулкан, накопивший в своем жерле достаточно пламени чтобы стереть все вокруг в прах и пепел.
Сил казалось бы уже давно не было, но все же они нашлись как будто давно потерянные детские тетради в которых наверно каждый хоть раз в жизни записывал стихами свои секреты. Как свежий воздух ворвавшийся в комнату заполненную затхлым запахом разложения и смерти, вспыхнула чакра вытекающая из пор кожи вместе с кровью. И уже в тот же миг Орочимару нанес ментальный удар по иллюзии, как будто отчаянно пробиваясь сквозь плотные металлические листы, которые конечно разбивались но при этом сдирали с руки кожу, переламывали когти и обломками царапали лицо оставляя красные татуировки.
Боль от этого была почти реальной и клочья металлических пластин кружившихся в воздухе оторванными с потолка шипами стали видимыми, вонзаясь ножами в тело и проходя насквозь разбивали зеркала на стенах брызнувшие блестками лунного света.
Шторм бушующего пламени пронесся по архивам иллюзий, охватывая книжные полки, застилая оранжевым пламенем глаза, не позволяя ничего увидеть: как плавились стены, как потолок рассыпался в пепел, как черные прожженные пятна покрывали лица на картинах и как могильные камни клыками дракона поднимались проламывая паркет а над ними плыл невнятный голос чем-то похожий на голос Хачиби, который виднелся за пределами иллюзии в центре пламени, но огонь не касался его силуэта сотканного как будто из беззвездного ночного неба и драконьей чешуи. И все вокруг растворилось пеплом, который принимал иллюзорную смерть как должное превращая ее в реальную жизнь.
Орочимару словно проснулся, ему показалось, что он вынырнул из бурной реки, резко распахнув глаза и восстанавливая сбившееся дыхание стекавшее из закушенной губы по острому подбородку красными полосками вниз на шею. Орочимару рефлекторно удлинив язык слизнул кровь, на этот раз уже свою. Кровь была теплая и приятная на вкус.
Вокруг него шелестел лес в своей феерии звуков и красок, и зелень листвы после серо-черных с вкраплениями багрянца оттенков иллюзии казалась особенно, почти невыносимо яркой. Вдалеке от битвы находились Кимимаро, Наруто и Саске... живой и невредимый. Напротив стоял Итачи, после прерванной иллюзии из его расширившихся от удивления красных глаз текли такие же красные -кровавые - слезы. Все было так словно прошло одно мгновение... а впрочем, наверное так оно и было.
Иллюзия оказалась разрушена, пусть даже секунду назад она казалась такой прочной, почти реальной, заменившей собой даже небеса и воздух пропитавшийся привкусом крови которой можно было дышать... но нерушимый алмаз на проверку оказался простым стеклом, разбитым но тем не менее оставившим свои раны длинными обоюдоострыми осколками.
*Отлично... но можно было и побыстрее...* - тихий, тоже измученный, но уже вполне настоящий голос Хачиби прозвучал даже без сарказма - на это у Восьмихвостого просто не оставалось сил, но его по крайней мере привычное присутствие нанесло на картину вернувшейся реальности заключительный и очень важный штрих. Значит Орочимару действительно победил Магический Шаренган...
Орочимару поднял взгляд, с трудом как будто собственное тело ему все еще не подчинялось, но в глазах саннина по прежнему отражались отблески пламени преисподней, которая казалось была готова разверзнуться здесь, забрав Итачи в свое ненасытное жерло.
Искры от огня разлетались в воздухе как будто падающие звезды безжалостно срезанные с небосклона чьими-то не исполнившимися желаниями, и вновь собирались вокруг саннина наивными светлячками льнущими к свече. Огромный огненный поток устремился вперед, даже не с ладоней или из глаз, а как будто из чакры окружившей красной аурой его тело, концентрируясь в настоящую лавину из пламени способную смести все на своем пути...
Катон: Пламя Дракона.
Да, у кошмаров были красные глаза, но у смерти все-таки желтые...